Все церковные православные праздники 26 октября 2018 года
Содержание:
- 1 Церковные православные праздники 26 октября
- 2 Священномучеников Карпа, епископа Фиатирского, Папилы, диакона, мученика Агафодора и мученицы Агафоники
- 3 Преподобного Вениамина Печерского
- 4 Обретение мощей священномученика Фаддея (Успенского), архиепископа Тверского и Кашинского
- 5 Иверской иконы Божией Матери
26 октября отмечается 4 православных церковных праздника. Перечень событий информирует о церковных праздниках, постах, днях почитания памяти святых. Список поможет узнать дату значимого религиозного события для православных христиан.
Церковные православные праздники 26 октября
Содержание:
- Церковные православные праздники 26 октября
- Священномучеников Карпа, епископа Фиатирского, Папилы, диакона, мученика Агафодора и мученицы Агафоники
- Преподобного Вениамина Печерского
- Обретение мощей священномученика Фаддея (Успенского), архиепископа Тверского и Кашинского
- Иверской иконы Божией Матери
Священномучеников Карпа, епископа Фиатирского, Папилы, диакона, мученика Агафодора и мученицы Агафоники
Церковь чествует четырех мучеников, пострадавших в период гонения на христиан при императоре Деции в III веке.
Эти мученики жили около 250 года в правление императора Деция и проконсула Востока Валериана. Святой Карп был сыном языческого жреца. Он уверовал во Христа, крестился и спустя некоторое время стал епископом Пергамской Церкви, основанной святым Иоанном Богословом. Папила происходил из Фиатиры. Наставленный в вере и крещенный Карпом, он был рукоположен в диакона и пребывал вместе с епископом и духовным отцом в Пергаме, чтобы проповедовать слово Божие. Они не пожелали подчиниться эдикту императора, который повелевал передать властям священные сосуды и одежды, поэтому были арестованы и приведены к проконсулу.
Перед Валерианом христиане бесстрашно исповедали Господа и объявили, что перенесут любые муки, но не отрекутся от Христа ради почитания безжизненных идолов. Уверенность Карпа и Папилы вызвала гнев проконсула. Он велел привязать их позади лошадей и заставил бежать перед своей колесницей от Фиатиры до Сард – расстояние примерно в 60 километров. В Сардах их привязали к дыбе и с живых сняли кожу железными крючьями. Поскольку Карп улыбался во время пыток, изумленный правитель спросил о причине. Святой ответил:
«Я увидел славу Господа и возрадовался!»
Агафодор, слуга Карпа, последовавший за ним, в это время получил уверение от ангела в том, что и ему надлежит кровью исповедать Христа. Он приблизился к палачам и громким голосом заявил о вере в истинного Бога. Его тотчас схватили, подвесили на дыбе вместе с Папилой и Карпом и били розгами с такой жестокостью, что он отошел ко Господу.
Папилу привязали к четырем кольям большой высоты и били камнями. Бог защитил Своего слугу – он вышел невредимым из этого испытания. И вновь Папила предстал вместе с Карпом перед правителем. Тогда их протащили по колючему кустарнику, били по животам, после чего отдали на растерзание хищникам в амфитеатре. Но там – о чудо! – лев заговорил человеческим голосом, дабы упрекнуть в жестокости тех, кто истязал святых мучеников Христовых. Те заткнули себе уши, лишь бы не признать, что даже не имеющие разума звери исповедуют Христа. Затем они гвоздями прибили к ногам святых железные сандалии и бросили в пылающую печь. Посреди бушующих языков пламени Карп воскликнул:
«Будь благословен, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, удостоивший меня, грешного, стать причастником Твоего наследия!»
В тот миг, когда души обоих мучеников отошли к Богу, христианка по имени Агафоника воскликнула:
«И я тоже увидела славное торжество и желаю воссесть там, чтобы приобщиться к нему!»
Несмотря на тщетные уговоры родных, напоминавших ей о долге по отношению к маленькому ребенку, она, отринув природную слабость своего пола, бросилась в огонь со словами:
«Господи, помоги мне, ибо к Тебе я прибегаю!»
Так ее душа отошла в небесные чертоги, чтобы разделить райское блаженство со сподвижниками.
Преподобного Вениамина Печерского
День памяти святого Вениамина (XIV век). До принятия монашества был купцом. Являлся иноком Киево-Печерской лавры. Погребен в Феодосиевых (Дальних) пещерах.
Преподобный Вениамин Печерский жил в XIV веке и до принятия монашества «был купцом великим». Однажды во время Богослужения святому Вениамину глубоко в сердце запали слова Спасителя: яко неудобь богатии в Царствие Небесное внидут (Мф. 19, 23). Раздав свое имение нищим, святой Вениамин стал иноком, «угождаючи Господу Богу в постах и молитвах даже до смерти». Погребен в Феодосиевой пещере.
Обретение мощей священномученика Фаддея (Успенского), архиепископа Тверского и Кашинского
Воспоминание церковью события по обретению в 1993 году святых мощей архиепископа Фаддея (имя при рождении – Иван Успенский). Его останки находятся в Вознесенском соборе г. Твери.
Архиепископ Фаддей (в миру Иван Васильевич Успенский) родился 12 ноября 1872 года в селе Наруксово Лукоянского уезда Нижегородской губернии в семье священника Василия и жены его Лидии, у которых было семь сыновей и две дочери. Дед будущего владыки тоже был священником, и домашние почитали его как сугубого молитвенника, как человека, имевшего глубокую веру и любящее, кроткое и снисходительное сердце. Из всех внуков дедушка больше других любил Ивана, которого называл архиереем.
После окончания Нижегородской Духовной Семинарии Иван Успенский поступил в Московскую Духовную Академию. В то время ректором академии был архимандрит Антоний (Храповицкий), с которым Иван сблизился и впоследствии подружился. Архимандрит Антоний воздействовал на студентов академии не столько строгостью, сколько личным примером. Он являл в себе образец ученого монаха и христианского пастыря. Многие студенты тянулись к нему как к отцу, который мог разрешить вопросы не только духовные, но и материальные: к нему без стеснения обращались и за материальной помощью.
Есть люди, от детства и юности предуставленные Богом к особого рода служению, которых благодать Божия хранит и уготовляет к этому служению. Таким был и Архиепископ Фаддей. От юности его душа стремилась к Богу, упорно сопротивляясь страстям. От тех лет сохранились его дневники, которые он вел ежедневно, и в них, как в зеркале, отразилась борьба души за красоту нетленную, вечную. Нежная душа его, сохранившая детскость и простоту, стремилась лишь к любви к Богу и безупречному исполнению Его заповедей. Юноша зорко следил за моментами ослабления этой любви, скорбя об охлаждении и душевной расслабленности, и вновь и вновь обращался за помощью к Богу. Дневник велся ежедневно, и ежедневно в нем подводился итог как внешним делам, так и внутреннему, духовному состоянию. Через несколько лет, таким образом, стало возможным сравнивать каждый текущий день с тем, как он был проведен год назад или ранее.
Во время учебы в Московской Духовной Академии Иван, по благословению ректора, стал обращаться за духовными советами к иеромонаху Герману, известному старцу, подвизавшемуся в Гефсиманском скиту при Троице-Сергиевой Лавре. Отец Герман был высокий, благообразного вида старец, с белым, редко улыбающимся лицом.
Весной по окончании 4 курса Московской Духовной Академии Иван ездил на каникулы домой, в Нижний Новгород. Перед отъездом, по заведенному обычаю, он зашел к отцу ректору. После краткой беседы, прощаясь, отец ректор посмотрел на его худобу и шутливо сказал:
– А вы поправляйтесь, будете архимандритом или епископом.
Дома Иван переговорил с отцом относительно выбора пути: не стать ли ему священником? Говорили о трудностях и особенностях священнического служения. В частности, Иван спросил отца, есть ли в Нижегородской епархии неженатые священники. Выяснилось, что нет ни одного. Иван сказал, что ему все говорят о монашестве.
– Ну что ж, – ответил отец. – монашество дело хорошее, но его нужно принимать обдуманно, зная, что принимаешь его добровольно и навсегда.
– Но в монашестве человек отделяется от людей, так как монах закрыт в стенах монастыря.
– Нет, он не отделен от людей, только он служит людям особенным образом.
Прощание с домашними перед отъездом было, как всегда, трогательным. В этот день он сказал матери, что при каждом прощании он оставляет, кажется, более, чем прежде. За обедом говорил с отцом и матерью, с братом Александром о значении внешних подвигов, особенно связанных с оставлением семьи; для некоторых внешние подвиги есть единственный путь к устроению духовной жизни… Спаситель иногда требовал, чтобы желающие следовать за Ним немедленно оставляли дом.
В тот же день после чая и краткой молитвы Иван поблагодарил всех, попрощался и выехал в Москву. Молитвенное воспоминание соединилось со скорбным чувством разлуки с любимыми домашними, которая со временем должна была стать окончательной. В академии его ждали ученые занятия, но главное – тот же подвиг, та же молитва, неусыпная работа над своей душой.
Обязательные проповеди в академии Иван составлял подолгу, старался быть в изложении мыслей точным, избегать безжизненности и в то же время внешнего красноречия. При природном стремлении его к правде проповеди получались искренними, несущими отпечаток личного опыта. Их с интересом слушали, отмечая, что в них ощущается монашеский, аскетический дух.
18 января 1895 года Троице-Сергиеву Лавру посетил протоиерей Иоанн Кронштадтский. Иван впервые увидел его и, по обыкновению, бывшему за службами отца Иоанна, причащался Святых Таин со многими студентами академии. Он писал в дневнике:
«За благодарственною молитвою видеть пришлось выражение лица, которое со смущением только вместил слабый ум …это было лицо ангела! Здесь одно небесное житие и нет ничего земного. Умиленное славословие и благодарение о неизреченном даре, значение которого он так ясно понимал и видел… За обедней о сне речи не было и от прочего был храним в молитве с о. Иоанном, которого образ не выходил из ума … сознавая о недостоинстве причащения, которое восполнить могла только молитва о. Иоанна…».
В 1896 году Иван окончил Московскую Духовную Академию.
В августе 1897 года ректором академии архимандритом Лаврентием Иван был пострижен в монашество с наречением ему имени Фаддей и рукоположен в сан иеродиакона епископом Тобольским и Сибирским Агафангелом в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
21 сентября преосвященным Нестором, епископом Дмитревским, иеродиакон Фаддей рукоположен в иеромонаха и назначен преподавателем Смоленской Духовной Семинарии. В 1890 году иеромонах Фаддей был переведен в Уфимскую Духовную Семинарию. Здесь за диссертацию «Единство книги пророка Исаии» он получил степень магистра богословия. В 1902 году он был назначен инспектором, а затем – ректором той же семинарии с возведением в сан архимандрита, а через год – ректором Олонецкой Духовной Семинарии.
В 1902 году им была написана книга «Записки по дидактике», которая стала основой духовной педагогики. В 1908 году архимандрит Фаддей написал большое исследование под заглавием «Иегова», за которое ему была присуждена степень доктора богословия.
21 декабря 1908 года архимандрит Фаддей был хиротонисан во епископа Владимиро-Волныского, викария Волынской епархии. Став епископом, он не изменил взятому на себя подвигу, сурово постился и много молился, всю свою жизнь вверив Богу. Пасомые сразу почувствовали в нем человека святой жизни, образец кротости, смирения и чистоты. Жил он сначала во Владимире Волынском, а затем в Житомире, при кафедральном соборе.
В феврале 1917 года епископ Фаддей получил временное назначение во Владикавказ в помощь епископу Антонину (Грановскому), который в это время тяжело заболел белокровием и не мог управлять епархией. Получив назначение, епископ Фаддей в конце февраля отправился в путь. Начиналась гражданская смута. Железнодорожники бастовали, солдаты останавливали и захватывали поезда. С большим трудом епископ Фаддей добрался до Владикавказа. Приехав в город, он прямо с вокзала отправился в собор и отслужил литургию.
Епископ Фаддей неустанно учил паству оправдывать жизнью христианское звание и спасаться через православную веру. Это было чрезвычайно важно для населения российской окраины.
В 1917 году Волынь оккупировали поочередно то немцы, то поляки, то петлюровцы. В 1919 году архиепископ Евлогий (Георгиевский), управляющий Волынской епархией, был вне епархии, и епископ Фаддей стал правящим архиереем этой епархии, ввергнутой тогда во все ужасы оккупации, междоусобицы и разрушения. В это трудное время он духовно окормлял и поддерживал свою многотысячную паству.
Для населения города его пребывание на архиерейской кафедре в столь тяжелое время было большим утешением. В его лице жители получили бесстрашного защитника всех, кого несправедливо преследовали в то время власти. Самому епископу пришлось претерпеть тогда много скорбей, особенно при власти петлюровцев: они требовали от него, чтобы он вел всю служебную переписку с ними на украинском языке, от чего епископ категорически отказался, несмотря на угрозы быть изгнанным за пределы Украины.
Владыка Фаддей был арестован. Сразу же после его ареста православные жители города Житомира написали заявление в Волынскую ЧК с просьбой отпустить владыку. Они писали:
«Епископ Фаддей много лет известен в городе Житомире, где нет храма, в котором бы он не богослужил и не проповедовал. Нам известна и его личная жизнь как молитвенника и пастыря. Никогда епископ Фаддей не вмешивался в политику, ничего не предпринимал против советской власти, ни к чему противозаконному никого и никогда не призывал.
Арест епископа Фаддея весьма тревожит все православное население города и его окрестностей, каковое волнуется тем, что лишено возможности молиться со своим любимым архипастырем и пользоваться его духовным руководством.
Все мы ручаемся в том, что епископ Фаддей стоит вне политики, и просим освободить его из заключения под вашу ответственность».
Православными была избрана делегация из шести человек, которой было поручено объясняться с властями. Но власти не отпустили епископа, а перевели его в Харьковскую тюрьму.
Сопровождавший владыку начальник секретного отдела Волынской ЧК Шаров, понимая, насколько неубедительны обвинения против епископа, 19 февраля 1922 года подал свое особое мнение:
«Епископ Фаддей, как высшее духовное лицо в Волыни… действовавший, безусловно, во вред советской власти, ни в коем случае не может быть возвращен на Волынь. Со своей стороны считал бы его политически неблагонадежным; как находящегося на Волыни более пятнадцати лет и пользующегося большим авторитетом среди местного населения выслать из пределов Украины в распоряжение высшего духовенства РСФСР под негласное наблюдение местных органов ЧК».
25 февраля ВУЧК, рассмотрев дело епископа Фаддея, постановила: Гражданина Успенского И.В. «выслать в административном порядке с правом жительства только в одной из центральных северных губерний РСФСР и Западной Сибири со взятием подписки о регистрации в органах ЧК».
9 марта 1922 года епископ Фаддей был освобожден из Харьковской тюрьмы и на следующий день выехал в Москву. По прибытии в Москву он сразу пошел к Патриарху Тихону. Рассказав об обстоятельствах своего «дела» и о том, что его выслали из Украины и вряд ли допустят обратно, он просил Патриарха определить его на кафедру в один из волжских городов, поскольку сам он родился в Нижнем Новгороде. Находясь в Москве, Архиепископ Фаддей принимал деятельное участие в работе Священного Синода при Патриархии. Служил владыка большей частью на Валаамском подворье. Он часто проповедовал, причем к проповедям готовился с великим тщанием, стараясь, чтобы каждое слово было произнесено от сердца, основано на опыте, было растворено благодатью, внешне не имело лишнего, но было точно, образно и доходчиво.
В марте месяце 1922 г. большевики приступили к изъятию церковных ценностей. Началось новое гонение на Православную Церковь. Патриарх Тихон переехал из Троицкого подворья в Донской монастырь, где вскоре он был арестован. Управление Православной Церковью Патриарх передал митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Лишенный властями возможности переехать для управления Церковью в Москву, митрополит составил воззвание к российской пастве. Два экземпляра воззвания были переданы им через ехавшего в Москву священника Архиепископу Фаддею и протопресвитеру Димитрию Любимову.
Архиепископ Фаддей был обвинен в том, что он способствовал печатанию воззвания. Владыка все обвинения категорически отверг. В сентябре 1922 года по «делу» Архиепископа было составлено обвинительное заключение:
«…распространением нелегально изданных посланий митрополита Агафангела проявил враждебное отношение к советской власти и, принимая во внимание его административную высылку из пределов УССР за контрреволюционную деятельность… Успенского, как политически вредный элемент, подвергнуть административной высылке сроком на один год в пределы Зырянской области».
Из Москвы Архиепископа Фаддея перевезли вместе с митрополитом Кириллом (Смирновым) по Владимирскую тюрьму. Митрополит Кирилл так вспоминал об этом:
«Поместили в большую камеру вместе с ворами. Свободных коек нет, нужно располагаться на полу, и мы поместились в углу. Страшная тюремная обстановка среди воров и убийц подействовала на меня удручающе… Владыка Фаддей, напротив, был спокоен и, сидя в своем углу на полу, все время о чем-то думал, а по ночам молился. Как-то ночью, когда все спали, а я сидел в тоске и отчаянии, владыка взял меня за руку и сказал: «Для нас настало настоящее христианское время. Не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души должны открыться для подвига и жертв. Не унывайте. Христос ведь с нами».
Моя рука была в его руке, и я почувствовал, как будто по моей руке бежит какой-то огненный поток. В какую-то минуту во мне изменилось все, я забыл о своей участи, на душе стало спокойно и радостно. Я дважды поцеловал его руку, благодаря Бога за дар утешения, которым владел этот праведник».
Передачи владыке в тюрьму собирала Вера Васильевна Трукс. Архиепископ Фаддей целиком отдавал их старосте камеры, и тот делил на всех. Но однажды, когда
«поступила обычная передача, – вспоминал митрополит, – владыка отделил от нее небольшую часть и положил под подушку, а остальное передал старосте. Я увидел это и осторожно намекнул владыке, что, дескать, он сделал для себя запас. «Нет, нет, не для себя. Сегодня придет к нам наш собрат, его нужно покормить, а возьмут ли его сегодня на довольствие?»
Вечером привели в камеру епископа Афанасия (Сахарова), и владыка Фаддей дал ему поесть из запаса. Я был ошеломлен предсказанием и рассказал о нем новичку».
Не только продукты раздавал владыка в тюрьме, но и все, что получал из одежды или из постельных принадлежностей. Епископу Афанасию владыка отдал подушку, а сам спал, положив под голову руку. Одному из заключенных он отдал свои сапоги и остался в шерстяных носках. Предстоял этап. С воли передали ему большие рабочие ботинки со шнурками. На этапе, неподалеку от Усть-Сысольска, у него развязался шнурок на ботинке, он остановился и немного, пока управлялся со шнурком, поотстал. Один из конвоиров со всей силы ударил Архиепископа кулаком по спине, так что тот упал, а когда поднялся, то с большим трудом смог догнать партию ссыльных.
В тюрьме Архиепископом Фаддеем и митрополитом Кириллом были составлены ответы на насущные тогда для православных вопросы, касающиеся обновленцев.
В ссылке Архиепископ Фаддей поселился в поселке, где вместе с ним были митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископ Феофил (Богоявленский), епископы Николай (Ярушевич), Василий (Преображенский) и Афанасий (Сахаров).
Летом 1923 года срок ссылки закончился и архиепископ Фаддей уехал в Волоколамск под Москвой. Здесь он жил, а служить ездил в московские храмы.
Осенью 1923 года церковно-приходской совет при Астраханском кафедральном Успенском соборе, состоящий из представителей всех православных обществ города Астрахани, направил прошение Патриарху Тихону, в котором подробно описывалось положение православных в епархии.
«В последние годы Астраханская епархия находилась под управлением викарного епископа Анатолия, который в августе месяце прошлого года вступил, по его словам, по тактическим соображениям, в группу «Живая Церковь» и образовал при себе управление из принадлежащих к той же группе живоцерковников. Большая часть духовенства города Астрахани и епархии не признала группу «Живая Церковь» и не подчинялась распоряжениям этого епархиального управления, хотя и не прерывала канонического общения с епископом Анатолием, так как он на словах не сочувствовал названной группе и не отказывался, когда изменятся обстоятельства, выйти из ее состава. Но когда 10 июня сего года общегородское собрание духовенства и мирян города Астрахани после категорического требования епархиального управления и епископа под угрозой всевозможных репрессий немедленно признать собор 1923 года и Высший Церковный Совет, единодушно постановило не считать собор 1923 года каноничным, не признавать его постановлений и не подчиняться Высшему Церковному Совету, то епископ Анатолий, несмотря на двукратное приглашение, не только не явился на это собрание, но решительно отказался присоединиться к постановлению собрания и заявил посланной к нему делегации, что он считает это собрание бунтарским против собора. Тогда собрание тотчас же единогласно постановило считать его отпавшим от Православной Российской Церкви, прервать с ним каноническое общение, не считать его иерархической главой своих общин и немедленно вступить в каноническое общение с другим православным епископом… Но епископ Анатолий тотчас после собрания запретил большинство астраханского духовенства в священнослужении, а на днях одиннадцать священнослужителей получили извещения от Епархиального Управления, что постановлением Высшего Церковного Совета они лишены священного сана с признанием их пребывания в Астраханской епархии вредным и с назначением их местопребывания в Веркольском монастыре Астраханской епархии. Не признавая такого постановления законным и обязательным для себя и не подчиняясь ему, духовенство и миряне города Астрахани и епархии, оставшиеся верными исконному Православию и Российской Церкви, сыновне и почтительнейше просят Ваше Святейшество возглавить Астраханскую епархию истинно православным епископом, чтобы под его архипастырским водительством разъединенное православное население могло соединиться во едино стадо Христово и твердо стоять на страже истинного Православия».
Патриарх Тихон внимательно прочитал это прошение. Слова «не признавая такого постановления законным и обязательным для себя и не подчиняясь ему» он подчеркнул и написал свою резолюцию: «Постановления незаконны».
Вскоре состоялось заседание Священного Синода под председательством Патриарха Тихона, который, рассмотрев прошение православных астраханцев, постановил:
«Предложить Высокопреосвященному Фаддею немедля выбыть из Москвы к месту своего служения».
20 декабря 1923 года Архиепископ Фаддей выехал в Астрахань. Ехал он без сопровождения, в старенькой порыжевшей рясе, с небольшим потрепанным саквояжем и с узелком, где были зеленая жестяная кружка и съестной припас, к которому, впрочем, он не притронулся. Всю дорогу Архиепископ Фаддей или читал, поднимая книгу близко к глазам, или молча молился, или дремал. Когда подъезжали к городу, стал слышен колокольный звон. Только лишь поезд остановился, купе заполнилось встречавшим архиепископа духовенством. Все подходили к нему под благословение, искали глазами багаж и с удивлением обнаруживали, что никакого багажа у Архиепископа не было.
Владыка смутился торжественностью встречи; выйдя на перрон, он смутился еще больше, увидев толпу встречающих, а на вокзальной площади – людское море. У вокзала Архиепископа ожидала пролетка, но она не смогла проехать через толпу, и он в окружении людей пошел пешком. Расстояние до церкви было небольшое, но потребовалось около двух часов, чтобы дойти до нее. Моросил мелкий холодный дождь, было грязно, но это нисколько не смущало Архиепископа. Около одиннадцати часов дня он дошел до храма, и началась литургия.
Был воскресный день, праздник иконы Божией Матери «Нечаянная Радость». Облачение для владыки нашли с трудом, потому что оно хранилось в богатой ризнице кафедрального собора, захваченного обновленцами. Облачение привезли из Покрово-Болдинского монастыря, оно принадлежало архиепископу Тихону (Малинину). Мантия принадлежала замученному в 1919 году епископу Леонтию (Вимпфену), ее отыскали у одного из монахов Иоанно-Предтеченского монастыря; посох принадлежал замученному в 1919 году архиепископу Митрофану (Краснопольскому). Литургия закончилась в три часа дня, но до пяти часов вечера он благословлял молившихся в храме и собравшийся вокруг храма народ. Ему показали могилы расстрелянных в 1919 году священномучеников Митрофана и Леонтия, и он часто потом приходил сюда служить панихиды.
Сразу же по приезде какие-то сердобольные старушки принесли владыке чуть ли не дюжину только что сшитого белья; староста храма святого князя Владимира, заметив на ногах владыки старенькие, с заплатками сапоги, принес ему хорошую теплую обувь. Все это владыка немедленно раздал нищим. Жил архиепископ в двух комнатах. В первой стоял простой сосновый стол, покрытый цветной клеенкой, три или четыре стула, на двух окнах – кисейные занавески, в углу – образа с полотенцами на киотах. Во второй комнате находилась железная кровать, покрытая серым байковым одеялом. Первая комната служила столовой, приемной и кабинетом, вторая – спальней. Дом находился недалеко от Покровской церкви. Каждое утро и каждый вечер владыка шел одной и той же дорогой, через парк, в храм. Каждый раз здесь Архиепископа встречали люди, чтобы идти в храм вместе с ним. И долго-долго потом эта дорога называлась «Фаддеевской».
Где бы Архиепископ ни жил, он не имел ничего своего. Давали ему чай или обед – он пил и ел, если не давали – не спрашивал. Он всегда считал себя гостем и зависимым от того, кто ему прислуживал и помогал.
Архиепископ Фаддей приехал в разгар обновленчества. У православных осталось десять церквей; обновленцы захватили девять церквей и два монастыря и намеревались захватить остальные. Делали они это так. Обновленческие священники ходили по домам. Войдя в дом, спрашивали:
«Ты, бабушка, слыхала, как ругают живоцерковников, а ведь это несправедливо. Они лучше, чем староцерковники. Чтобы помянуть родственников о здравии или за упокой, тебе надо идти в церковь, подавать записку, платить деньги, а вот мы будем поминать всех бесплатно. Говори, кого записать?».
Люди перечисляли имена, обновленцы тут же уточняли фамилии, и затем эти списки подавались властям как подписи под прошениями о передаче храмов обновленцам. Власти, в свою очередь, спешили передать эти храмы обновленцам. Затем, спустя какое-то время, обновленцы отдавали эти храмы властям для закрытия, как не имеющие прихожан.
В конце мая к Архиепископу Фаддею пришел Аркадий Ильич Кузнецов, духовный сын владыки, юрист по профессии.
– Вот хорошо, что Вы пришли, – сказал Архиепископ. – Давайте подумаем, что делать с обновленцами. Заберут они все наши храмы. Я думаю, надо бы подать жалобу в Москву и поехать с ней Вам и представителям от Церкви.
Перед отъездом Архиепископ Фаддей вручил Аркадию Ильичу письмо на имя Патриарха Тихона, к которому нужно было зайти, прежде чем идти с жалобой к правительственным чиновникам. Патриарх принял их.
– Вы от Астраханского Архиепископа Фаддея? – спросил Патриарх. – Владыка пишет мне о Вас, просит оказать содействие.
Патриарх расспросил, как живет Преосвященный Фаддей, как себя чувствует, как относятся к нему верующие, и, не ожидая ответа, продолжил:
– Знаете ли Вы, что владыка Фаддей святой человек? Он необыкновенный, редкий человек. Такие светильники Церкви – явление необычайное. Но его нужно беречь, потому что такой крайний аскетизм, полнейшее пренебрежение ко всему житейскому отражается на здоровье. Разумеется, владыка избрал святой, но трудный путь, немногим дана такая сила духа. Надо молиться, чтобы Господь укрепил его на пути этого подвига».
В августе 1924 года Патриарх Тихон пригласил Архиепископа Фаддея приехать в Москву на праздник Донской иконы Божией Матери. Владыка выехал в сопровождении келейника и А.И. Кузнецова. Выехали из Астрахани 29 августа, намереваясь приехать в Москву утром 31 августа, чтобы вечером участвовать в праздничном богослужении. Но поезд опоздал на сутки, и они прибыли только вечером 1 сентября, когда торжества по случаю праздника закончились. 3 сентября у Архиепископа Фаддея был день Ангела; он служил литургию в храме Донской иконы Божией Матери, а по окончании ее Патриарх Тихон пригласил его к себе.
– Я знаю, Вы, владыка, не любите торжественных приемов и многолюдных трапез, – сказал Патриарх. – Я пригласил вас на скромный завтрак, тем более что хочу видеть Вас в самой простой, келейной обстановке.
Во время завтрака Патриарх сказал теплое, сердечное слово в адрес именинника, назвал владыку светочем Церкви, чудом нашего времени.
В ответ Архиепископ Фаддей сказал об исповеднической деятельности Патриарха, о его мужестве в деле управления Церковью.
«Я молюсь Богу, чтобы Он сохранил Вашу драгоценную жизнь для блага Церкви», – сказал он. При этих словах Патриарх прослезился.
За трапезой владыка Фаддей неоднократно начинал разговор об обновленцах, но всякий раз Патриарх махал руками! «Ну их, ну их…» – и переводил разговор на другие темы, не имеющие отношения к практическим делам. Святейшему, по-видимому, хотелось, оставив на время все докучливые ежедневные заботы, утешиться в обществе владыки и самому духовно утешить его, тем более что официальные дела, связанные с обновленцами, разрешить практически было нельзя. Господь их попустил за прошлые грехи многих, и теперь оставалось только терпеть.
Когда завтрак подошел к концу, Патриарх подозвал своего келейника и что-то тихо сказал ему. Тот вышел и вскоре вернулся со свертком.
– Ну вот, Преосвященнейший, – сказал Патриарх, – Вам именинный подарок – по русскому обычаю. Это облачение, причем красивое и сшитое по Вашей фигуре. Хотел подарить отрезом, да ведь вы такой человек – все равно… кому-нибудь отдадите… Да… тут еще мантия, ведь ваша-то, поди, старенькая…
Архиепископ, принимая подарок, собирался было поблагодарить Патриарха, но тут сверток выскользнул, и из него выпал небольшой красный бархатный футляр.
– Да, тут еще маленькое прибавление… Как это я забыл сказать о нем, – широко улыбаясь, сказал Патриарх.
Архиепископ Фаддей открыл футляр. В нем был бриллиантовый крест на клобук. Подарок Святейшего был кстати. Астраханский владыка в этом отношении почти не заботился о себе. Он ходил в старенькой залатанной рясе, в стареньких, чиненых сапогах, имел одно облачение и одну митру, но всегда был готов сказать слово утешения другому, оказать ему помощь, выслушать его. Зная, что Архиепископ принимает в любое время, некоторые пользовались этим и приходили к нему рано утром. Владыка вставал с постели, наскоро умывался, одевался и безропотно принимал посетителя.
После смерти Патриарха Тихона в 1925 году обновленцы, добиваясь участия православных епископов в обновленческом соборе, обратились к Архиепископу Фаддею с приглашением принять участие в работе по подготовке собора. Владыка ответил:
«Имею честь сообщить, что на принятие участия в организационной работе по созыву третьего Всероссийского Поместного собора я не имею канонически законного полномочия».
За все время своего пребывания в Астрахани Архиепископ Фаддей ни одного слова не сказал против обновленцев публично, но пример его личной жизни был красноречивее любых слов. Идеолог обновленчества в Астрахани священник Ксенофонт Цендровский, принося публично покаяние в грехе раскола, сказал:
– Долго я коснел в грехе обновленчества. Совесть моя была спокойна, потому что мне казалось, что я делаю какое-то нужное и правое дело. Но вот я увидел владыку Фаддея; я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого, проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью, и поспешил уйти. Теперь я ясно сознавал, что увидел человека, которому можно поклониться не только в душе, но и здесь, на Ваших глазах.
Нравственное влияние Архиепископа Фаддея на паству было огромное. В домах многих верующих, в переднем углу, вместе с иконами находились фотографии владыки Фаддея.
Денег владыка ни от кого не брал, и несколько приходов заботу о материальном его обеспечении взяли на себя. Квартиру, освещение, отопление и другие расходы, связанные с квартирой, оплачивал приход Покровской церкви, пользование пролеткой – приход церкви св. Иоанна Златоуста. Приход церкви св. апостолов Петра и Павла оплачивал расходы на продовольствие, обувь и одежду. Деньги выдавались келейнице владыки Вере Васильевне. Церковь святого князя Владимира покупала материал и оплачивала шитье из него иподиаконских стихарей и архиерейских облачений, хотя сам владыка предпочитал служить в одном и том же ветхом желтом облачении, а летом в белом полотняном.
В управлении Астраханской епархией Архиепископ Фаддей почти устранился от административной части. У него не было канцелярии. Была только именная печать для ставленнических грамот и указов о назначениях и перемещениях. За всю свою архиерейскую деятельность владыка ни на кого не накладывал дисциплинарных взысканий: никто не слышал от него упрека или грубого слова, сказанного в повышенном тоне. формуляров на духовенство не велось после того, как во время революции была уничтожена консистория.
Да и не было у Архиепископа времени для ведения канцелярских дел. Утром и вечером – служба в церкви, днем – прием посетителей, постоянно толпившихся на лестнице, в коридоре и во дворе. Какой-то сельский священник, узнав о простоте приема посетителей Архиепископом, пришел к нему прямо с парохода в шесть часов утра. И был принят. Священнику пришлось ждать всего минут десять, пока владыка умывался.
Соборным храмом служила Архиепископу Фаддею церковь святого князя Владимира, которая вмещала несколько тысяч верующих. В храме св. апостолов Петра и Павла он служил воскресные всенощные и читал акафист святителю Николаю Чудотворцу. Покровская церковь стала для него Крестовой церковью; в ней он бывал ежедневно и почти ежедневно служил литургию. Постом Архиепископ Фаддей любил служить в единоверческой церкви. Все знали, что каждый день владыка где-нибудь служит. Но были у него постоянно заведенные богослужения. В церкви св. апостолов Петра и Павла он служил всенощную каждую среду, в четверг – акафист святителю Николаю Чудотворцу, в пятницу – акафист Божией Матери в Покровской церкви, в воскресенье – акафист Спасителю в Князь-Владимирском соборе.
После службы он проводил беседы; в церкви св. апостолов Петра и Павла разъяснял Новый Завет, начиная с Евангелия от Матфея и кончая Апокалипсисом. В церкви стояла глубокая тишина и какой-то проникновенный покой. После акафиста в Покровской церкви по пятницам Архиепископ Фаддей разъяснял Ветхий Завет, а после акафиста в воскресенье предлагал жития святых дня. Проповеди он говорил за каждой литургией, даже и тогда, когда бывал нездоров. В Астрахани владыка произнес более трехсот проповедей и поучений, не считая многочисленных бесед после акафистов, когда он разъяснял Священное Писание, но записей речей он не хранил. Обычно их брал себе ключарь прот. Д. Стефановский или переписчицы. Они снимали с них копии и передавали какому-нибудь почитателю владыки.
Особый интерес представляет краткое нравственно-назидательное сочинение Архиепископа Фаддея, имеющееся в архиве архиепископа Тверского и Кашинского Виктора, под заглавием: «24 зерна истинного разума, собранные из духовной сокровищницы Священного и священно-отеческого Писания для желающих себе духовной пользы».
Иверской иконы Божией Матери
Приурочен иконе Богородицы, которая хранится на Афоне в Иверском монастыре. Предавалась уничтожению при императоре Феофиле. С целью спасения была опущена в море возле г. Никеи и вскоре приплыла к Святой Горе, где и осталась.
По преданию Святой Горы Афон, образ Божией Матери, известный как Иверская икона, впервые явил свои чудеса в царствование греческого императора Феофила (IX век), во времена лютых иконоборческих гонений. Достоверная же история этого образа восходит к XI веку, когда иноки афонской Иверской обители узрели на морской глади достигавший до неба огненный столп и, пораженные, повторяли лишь одно: «Господи, помилуй!» Изо всех соседних монастырей сошлись к морю иноки и по усердной молитве увидели, что стоит этот столп над иконой Богоматери. Но чем ближе подходили братия к водам морским, тем далее уходила от них икона. Тогда собрались они в храм и со слезами молили Господа, чтобы дозволил Он им обрести новую святыню.
В то время подвизался в Иверской обители старец Гавриил, жизни строгой, нрава же детски простого. Летом нес он подвиг молчания на вершине неприступной скалы, зимой сходил к братии; облаченный во власяницу, вкушавший лишь овощи с водою, походил он на земного ангела, как и подобает принявшим на себя ангельский чин. Ему-то и явилась в сонном видении озаренная дивным небесным светом Владычица и повелела:
«Скажи настоятелю с братией, что Я хочу дать им Свою икону, покров Свой и помощь; потом же ступай в море — иди с верою прямо по волнам, и тогда узнают все Мою любовь и благоволение к обители вашей».
Старец передал свой сон настоятелю, и наутро иноки с кадилами и лампадами отправились к берегу. Под молебное пение братии ступил Гавриил на воду и, поддерживаемый той верою, которая горами движет, чудесно прошел по волнам как по суше и принял в свои руки святую икону.
С ликованием встретили ее иноки на берегу, три дня и три ночи творя перед образом молебствия, а затем внесли в соборную церковь, где и поставили в алтаре.
На другой день монах, зажигавший лампады в храме, иконы на этом месте не нашел. Она висела над вратами обители. Образ внесли в храм, однако наутро повторилось то же самое.
И вновь было видение старцу Гавриилу, и повелела ему Владычица объявить братии:
«Не хочу быть охраняемой вами, но хочу Сама быть Хранительницей вашей не только в земной, но и в небесной жизни. Испросила Я у Господа милость вам, и доколе будете видеть икону Мою в своей обители, дотоле благодать Сына Моего к вам не оскудеет».
В благодарной радости выстроили иноки во славу Пречистой храм над вратами своей обители и поставили в нем икону. Тут изначальный образ пребывает и поныне. Эта икона именуется «Портаитисса» — то есть «Вратарница», или «Привратница»; по месту же явления в Иверской обители она называется Иверской. Дивный символ, связанный с названием иконы, выражен в акафисте:
«Радуйся, благая Вратарнице, двери райские верным отверзающая!»
Множество преданий связано с этой иконой. Однажды некий разбойник ударил ее мечом, и тогда из лика Богоматери исторглась кровь, доселе видимая на иконе. Разбойник покаялся и окончил свою жизнь среди братии Иверской обители, пребывая в подвиге строгого поста и молитвы.
Немало и иных чудес было явлено от Иверской иконы. И сейчас издали, с волн морских, взирают на стены монастырские русские паломники, ибо строго запрещает Устав Святой Горы ступать на ее землю праздным гостям, а нога женщины не касалась ее вот уже почти тысячу лет.
Веками отмаливали великие афонские старцы грехи нашего суетного и заблудшего мира. Потому, быть может, Господь еще и терпит нас, грешных и слабых, что доселе пребывает в нашем мире столь великие подвижники, своим молитвенным подвигом спасающие всех православных христиан.