Почему она не сопротивлялась: Алина Фаркаш о том, что чувствует жертва насилия
«Если она не сопротивлялась — значит, никакого изнасилования и не было», — так почему-то решило наше общество. На самом деле все совсем не так. Алина Фаркаш делится личным опытом и объясняет, почему иногда сопротивление невозможно.
/PeopleImages
Мы недавно спорили с приятелем о случае со студентами МАДИ: на вечеринке группа пьяных парней изнасиловала пьяную же девушку, все это снимали на камеру и выложили в интернет. В результате и насильники, и «оператор» получили довольно большие для нашей страны судебные сроки. Маленькая, но победа. Вы, наверное, помните этот случай — его довольно много обсуждали.
Впрочем, победой, как выяснилось, это кажется далеко не всем. Например, вот этому моему другу. Интеллигентному, образованному и никогда в жизни не обижавшему и не насиловавшему девушек. Однако ему страшно жалко «бедных мальчиков». «Они же ее не насиловали, — говорит он, — она же не сопротивлялась! Она сама этого хотела! Она танцевала и зазывала их к себе! Все было добровольно!»
И тут я вспоминаю случай из моей жизни — попытку изнасилования. И я точно знаю, что если бы кто-нибудь стоял бы там с камерой, если бы кто-нибудь фиксировал все «факты», то было бы немало прекрасных, честных и интеллигентных людей, которые бы разумно доказывали, что в такой ситуации никакого изнасилования не было и быть не могло.
Вот, смотрите сами. Во‑первых, он был чудесный парень, очень симпатичный, очень умный и хороший до невозможности. Мы читали одни и те же книжки и шутили одни и те же шутки, полное попадание! Мы написали километры слов тогда еще в аське и часами болтали по телефону. Я прожужжала все уши моим подругам о том, как он прекрасен. Он приезжал в гости, болтал, улыбался, привозил подарки моему крошечному сыну — он был идеален. И опять же: я много-много вздыхала подругам о том, что я хочу, чтобы он уже не только разговаривал и смешил меня. Когда же он, черт возьми, сделает решительный шаг?!
То есть я сама: 1. кокетничала; 2. приглашала его домой; 3. сообщала знакомым, в том числе и общим, что хочу с ним секса. Я думаю, что, согласно общественному мнению, после такого моего поведения он мог со мной делать вообще все, что угодно. И общественное мнение не сочло бы это изнасилованием — ведь я же сама хотела!
Все случилось одним зимним вечером — он снова приехал в гости, мы болтали, играли с моим мальчиком, уложили его спать, я сама предложила вина, потом мы долго целовались, я активно выражала свою радость от всего происходящего и полное одобрение… Как вдруг он внезапно резко меня сжал, заломал руки за спину и зафиксировал так, что я потеряла возможность двигаться. Стало больно. Тем более что его поцелуи стали больше напоминать укусы.
И вот тут очень важно сказать, что в этот момент происходит в твоей голове. А в твоей голове — полный хаос. Сколько я себя помню, родители, бабушки и дедушки, подруги и книжки учили меня, что делать, если на тебя нападет маньяк. Если какой-нибудь насильник накинется на тебя ночью в темном подъезде.
В моей голове есть однозначная картинка этой ситуации, такой ситуации, которую ты можешь трактовать однозначно. Но никто-никто меня не учил, что делать, если на тебя вдруг нападет милейший из парней, тот, которому ты и так готова была отдать абсолютно все.
В моем мозге просто не было ячейки для таких ситуаций. Все предыдущие десять лет секса с мужчинами говорили об одном: мужчины не делают тебе больно, мужчины не обижают тебя, и уж тем более они не станут заламывать тебе руки для того, чтобы насильно сделать с тобой нечто нехорошее. То есть мой мозг сделал примерно то же, что сделал бы, встреться мне в подъезде зелененький марсианин: просто отказался доверять моим ощущениям. «Такого не может быть, потому что просто не может быть!» — решил мой мозг.
Поэтому я сначала замерла в странной надежде, что сейчас это все прекратится. И что он это просто случайно — ну, неловкий и, наверное, очень страстный мальчик. Видео в этот момент зафиксировало бы, что я — не сопротивляюсь. И даже не высказываю недовольства.
Но он наваливался на меня все сильнее и под все более странным углом выкручивал мне руки. Я попыталась потихоньку освободиться — напрягла мышцы, попыталась отстраниться — это не помогло. Я пошла на крайние меры, сказала: «Мне больно, отпусти меня, пожалуйста». Он сделал вид, что не слышит — и продолжил.
И вот в этот момент мне стало действительно страшно. Страшно, как никогда в жизни. В моей голове ситуация, в которой я оказалась, была совершенно невообразимой. Думаю, что постороннего насильника из подъезда я бы боялась гораздо меньше. Просто потому, что если «мальчик из нашего круга» делает мне больно и не реагирует на подобные просьбы, значит, он совсем медицински сумасшедший маньяк? Другого объяснения у меня не было.
И от страха я снова замерла и перестала сопротивляться. В этот момент я уже практически не чувствовала своего тела и того, что с ним делают. Я лихорадочно думала. Кричать не имело смысла — в нашем новом доме были хорошие толстые стены, а главное — в соседней комнате спал мой маленький сын, совсем крошка. Что будет, если он вдруг проснется и заплачет? Если человек может делать такое с женщинами, то что ему помешает просто взять младенца за ноги и стукнуть его о стену? Вот о чем я думала в тот момент. Но если бы нас снимала камера, то она бы показала, что я мирно лежу, ни капли не сопротивляясь. Прямо всем своим видом поощряю его.
«Если ты меня сейчас не отпустишь, я закричу и соседи вызовут полицию», — сказала я. И сама поразилась, насколько достоверно у меня это вышло. И вдруг он меня отпустил! Когда я говорила, что мне больно — он меня не слышал, но как только раздалось слово«полиция» — его слух и разум вдруг вернулись.
Он разжал руки, встал с дивана, включил свет, начал поправлять одежду… И на свету в такой простой и привычной обстановке моего дома мне все только что произошедшее снова показались невообразимой, невозможной фантазией. Тем более что вот он — тот мальчик, в которого я была влюблена. Застенчивая улыбка, смешные веснушки, умница и шахматист.
И во мне против моей воли включился режим «хорошей девочки». А хорошие девочки — не грубят людям и не выставляют их из дома. И не подозревают в них насильников. Поэтому мое сознание вопило одновременно от ужаса после произошедшего и облегчения из-за того, что он уходит, а рот внезапно произнес: «Метро уже закрыто, хочешь, я довезу тебя до дома?» Я не понимаю, я не могу объяснить, почему я это сказала. Это был рефлекс, который вырабатывался во мне на протяжении всей моей жизни — быть милой, быть помогающей, быть понимающей и заботливой. И если бы рядом была камера — ну, вы сами понимаете.
Мне повезло много раз: и тогда, когда я смогла придумать фразу, которая его остановила, и тогда, когда он все-таки остановился, я отделалась лишь засосами на шее и синяками на руках, и тогда, когда мне поверили и поддержали все мои подруги. Хотя многие его знали и все соглашались, что предположить о нем такое -совершенно невообразимо.
Наш мозг — странная и очень сложно устроенная штука. Мы никогда не знаем, как поведем себя в той или иной ситуации. Я видела массу случаев, когда люди настолько дико реагировали на смерть любимых близких, известия о болезнях или другие трагедии. Так, как не сможет придумать ни один писатель — нелогично, странно, чудовищно. Влюбленная в мужа молодая жена, узнав вечером о его внезапной смерти, всю ночь подсчитывала, сколько денег она сможет отсудить у компании, в которой тот работал. Когда она пришла в себя — она совершенно забыла, чем она занималась всю ту страшную ночь и, конечно, ни в какие суды не пошла, тем более что компания была совершенно ни при чем. Но со стороны молодая вдова выглядела настолько спокойной, настолько прагматичной, чуть ли не радующейся подобным перспективам. Не так мы себе представляем страшное, всепоглощающее горе. Не у всех получается во время стресса, внезапного нападения того, от кого этого совершенно не ожидаешь, во время изнасилования — показать «правильную», «образцовую» реакцию. Такую, как все ждут, чтобы одобрить: молодец, сопротивлялась.
Некоторым бывает настолько жутко, что их сознание прячется куда-то глубоко-глубоко, а тело продолжает действовать механически. Выполнять команды, оправдывать ожидания тех, кто делает это с их телом. В конце концов, ведь всех нас растили хорошими девочками.