«Педагог заявил, что для певца нужен голос, а его у Димы нет»: отрывки из книги Людмилы Хворостовской
Мемуары, о которых мама оперного певца неоднократно рассказала, буквально на днях поступили в продажу. На следующей неделе по этому поводу состоится пресс-конференция, куда придет Людмила Хворостовская. А пока «СтарХит» публикует отрывки из рукописи.
Книгу «История семьи. Сибирская сага» можно заказать через Интернет или купить во всех крупных магазинах страны. Пока она доступна только в бумажном виде. Ее стоимость составляет 500 рублей. Мемуары опубликовало крупнейшее в России издательство ЭКСМО. Людмила Петровна ведет повествование от первого лица. Она много и подробно рассказывает о поступлении сына в институт, о трудностях, с которыми пришлось столкнуться.
«Итак, Дима окончил училище, получил свободный диплом, — пишет Людмила Хворостовская. — Что дальше? Мы рассматривали два варианта. Первый — ехать в Московскую консерваторию. Папе, с его самокритичностью, казалось, что туда Дима не поступит. Кроме того, отправлять его в другой город мы, учитывая его характер и увлечения, боялись, несмотря на то, что в октябре ему должно было исполниться двадцать лет. Оставался другой вариант — Красноярский институт искусств.
Наш институт был еще молодой, располагался на проспекте Мира в бывших помещениях горсовета. Была там и кафедра сольного пения, возглавляемая и. о. профессора Екатериной Константиновной Иофель. Раньше Дима ходил прослушиваться к солисту Красноярского оперного театра, народному артисту РСФСР Ефимову, и результат прослушивания оказался неутешительным. Ефимов заявил, что для певца нужен голос, а его у Димы нет».
Родители будущей звезды оперы обратились к другому педагогу, заслуженного деятелю искусств РСФСР и профессору Красноярской академии музыки и театра Екатерине Иофель.
«Для абитуриентов вокального отделения действовало правило: перед поступлением обязательно проучиться два года на подготовительном курсе. Это давало гарантию поступления. Дима подготовительный курс не проходил, и этот факт позволил Иофель говорить впоследствии, что Дима пришел в институт «с улицы». Ну да, прямо вот так шел по улице, увидел Иофель, а она его позвала поступать ни с того ни с сего!
Сначала пели студенты подготовительных курсов — сопрано, меццо-сопрано, два тенора. Чувствовалось, что их подготовили к этому выступлению. Ребята старательно артикулировали гласные и согласные, держались на сцене, как научили. С голосами дело было хуже. Звук у всех был сырой, неоперный, неровный, не было кантилены. У всех чувствовались признаки постановки голоса под один стандарт, все допускали одни и те же ошибки при вокализации. Школа! Особенно плохо обстояли дела у одного абитуриента-тенора, который пел арию Ленского. Чувствовалось, что мальчик не имеет вокального слуха — он все время детонировал, неточно пел фразы, голос звучал некрасиво и жалко. Папа, слушая их, был поражен: как можно с такими данными идти в консерваторию? Он сам пел гораздо лучше их, но считал, что вокальных данных у него недостаточно. Да, у этих ребят вокальный материал был, но им предстояло еще много и долго над ним работать.
Подошла очередь петь нашему сыну. Он четким шагом прошел к роялю, встал по стойке смирно, хмуро глянул в зал. Первым номером была ария Ксеркса из одноименной оперы Генделя. Раньше Дима пел ее на итальянском языке, но на экзамене разрешили петь только на русском. Пришлось срочно переучиваться петь по-русски, получалось хуже — было непривычно, неудобно и некрасиво, русский текст плохо ложился на музыку, менялись привычные интонации. Диму это очень раздражало.
Папа его успокаивал:
— Что делать, раз таковы требования? Все равно звучит красиво, хорошо. Главное, будь уверен и спокоен.
Спел Дима, по мнению папы, неплохо, хотя русские слова мешали. Вторая вещь — ариозо Мизгиря из оперы «Снегурочка» Римского-Корсакова. Короткая, но коварная — из-за высокой тесситуры, особой напевности и ноты «фа» в финале. Дима прекрасно со всем справился, нота прозвучала с ферматой, легко и звонко. Настоящий русский голос! Публика оживилась, стала оглядываться на папу — его все знали по многолетним выступлениям на смотрах и концертах.
Третьей была народная песня «Ах ты, душечка». Здесь голос раскрылся, звучал свободно, красиво, с истинно русским тембром — звонкая середина, блестящие верхние ноты. Будто пел не мальчик, а зрелый певец, наполняя звуки чувством и глубиной. Это было великолепно! Пишу со слов папы и людей, бывших тогда в зале.
Все бросились к папе, восхищенно поздравляя с талантливым сыном. Преподаватели говорили:
— Везите сына в Москву к Нестеренко, он не откажется от такого ученика!
Однако взять его к себе в класс Екатерина Иофель отказалась. О чем сообщила родителям Хворостовского.
«Иофель взглянула на него будто сверху вниз и отрезала:
— Взять его к себе не могу! У меня класс набран полностью!
Подняв голову, дала понять, что аудиенция окончена.
— Хотелось бы, чтобы он занимался у вас, у него трудный характер, поэтому надо к нему найти подход.
— Что-о-о? Это у меня характер, это ко мне надо находить подход! Здесь не детский сад, а консерватория. Не будет вести себя как следует, вылетит в один миг!
Папа был поражен этим разговором. Она что, не слышит разницу в пении Димы и остальных? Но все-таки спросил:
— А тенора, который пел Ленского, берете?
— Что за вопрос? Конечно, беру!
— Знаете, я веду в самодеятельности вокал и таких, как этот тенор, не беру. Это напрасный труд как певца, так и педагога. У него нет вокального слуха. Он не будет петь. Презрительно глянув на папу, Иофель заявила:
— Он им всем сто очков вперед даст! Он пианист, окончил училище по классу фортепиано.
Папа в ответ пожал плечами. Забегая вперед, скажу, что этого тенора отчислили с четвертого курса по причине профнепригодности. Вот так!».
Фото: Legion-Media, Getty Images