Москве пора вспомнить о собственном кровавом счете к Варшаве
Отношения между Москвой и Варшавой сейчас таковы, что хуже практически некуда. Бесконечные конфликты касаются не только текущих разногласий, но и исторических претензий друг к другу. Дело дошло даже до столь специфической практики, как взаимная высылка историков.
В списке обид, предъявляемых современной Польшей современной России — подавление многочисленных польских восстаний XIX века, Катынь, разгром гитлеровцами Варшавского восстания 1944 года (суть претензии – СССР не оказал необходимую помощь по политическим причинам). С недавних пор в этом же ряду и гибель президента Леха Качиньского в авиакатастрофе под Смоленском: правящая партия «Право и справедливость» по факту утверждает, что между бывшим премьером Дональдом Туском и Москвой существовал тайный сговор, возможная цель которого – устранение главы польского государства.
Нарочито вызывающее поведение в отношении России польские паны рассматривают в том числе как продолжение традиций Речи Посполитой, несколько столетий соперничавшей со своим могучим восточным соседом. В данном случае история обслуживает политику и экономику.
Все эти годы российская сторона проявляла сдержанность, пытаясь возражать по сути разбрасываемых Варшавой обвинений. Но кампания со сносом памятников советским солдатам, похоже, переполнила чашу терпения. Появилась идея выдвинуть полякам встречные претензии, тем более что повод долго искать не нужно: трагедия советских военнопленных в польских лагерях часто упоминается историками и публицистами.
Член комитета Госдумы по образованию и науке, сопредседатель «Бессмертного полка» Николай Земцов предложил поправку в закон «О днях воинской славы и памятных датах России». Если инициатива будет одобрена большинством, 17 февраля станет Днем памяти советских солдат, погибших в польском плену с 1919 по 1922 год (дата приурочена к первому случаю взятия в плен). Такой шаг может стать ответным ходом Москвы в развязанной Варшавой «войне на исторических фронтах».
В пояснительной записке к законопроекту Земцова говорится, что в период советско-польской войны в плен попали от 165,5 до 206,8 тысячи человек. Из них домой вернулись лишь 65 тысяч. «Судьба остальных доподлинно неизвестна, но сегодня можно с уверенностью сказать, что в польских лагерях погиб как минимум каждый шестой боец Красной армии, попавший в плен», – отмечает депутат. Он настаивает на необходимости официального расследования тех событий.
По мнению российских историков, от 28 до 80 тысяч бойцов из числа попавших в польский плен умерли от беспрецедентно тяжелых условий содержания, голода, холода, болезней.
Либо же были попросту убиты поляками. Многие из погибших нашли упокоение на двух больших кладбищах в Тухоли и Стшалкове.
Проклиная СССР за Катынь, поляки не любят вспоминать о том, как сами обошлись с советскими пленными. Не спешат каяться за зверское уничтожение в концлагерях десятков тысяч пленных красноармейцев, заметил историк Игорь Гусев в беседе с корреспондентом газеты ВЗГЛЯД.
«В Польше придерживаются весьма гибкой нравственной позиции относительно прошлого. Вспоминаю, как на одной научной конференции польский историк пылко обличал советский режим за «преступный Пакт Молотова – Риббентропа». Когда же ему задали резонный вопрос, считает ли он законным захват Польшей в 1920 году западных территорий Украины и Белоруссии, поляк задумчиво пожевал губкой и затем изрёк дивную фразу: «Это не есть не благое дело!», – рассказал он.
Здесь был концлагерь
Как известно, для СССР та война закончилась неудачно. Польская экспансия сменилась наступлением Красной армии, но оно в итоге привело к катастрофе под Варшавой. Разгром и последующее отступление красных и привели к тому, что в руках поляков оказалось большое количество пленных.
Член Международного комитета Красного Креста так описывал лагерь в Бресте: «От караульных помещений, так же как и от бывших конюшен, в которых размещены военнопленные, исходит тошнотворный запах. Пленные зябко жмутся вокруг импровизированной печки, где горят несколько поленьев – единственный способ обогрева. Ночью, укрываясь от первых холодов, они тесными рядами укладываются группами по триста человек в плохо освещенных и плохо проветриваемых бараках, на досках, без матрасов и одеял. Пленные большей частью одеты в лохмотья… Из-за скученности, совместного тесного проживания здоровых и заразных, недостаточности питания, о чем свидетельствуют многочисленные случаи истощения… лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь».
А вот описание от историка Геннадия Матвеева: «Пленные содержались в сырых, плохо отапливаемых, непроветриваемых бараках и полуземлянках, отсутствовали сенники и одеяла, не говоря уже о постельном белье, кормили нерегулярно и впроголодь, в том числе и вследствие воровства работников лагерных служб. Грубое, а временами и жестокое обращение с пленными, нехватка обуви и одежды, низкая пропускная способность бань, прачечных, дезинфекционных установок не позволяли обеспечить нормальные санитарно-гигиенические условия, а отсутствие самых необходимых лекарств и недостаточное количество мест в лагерных лазаретах приводили к эпидемиям инфекционных заболеваний начиная с гриппа и кончая тифом и холерой».
В Польше не ставят под сомнение тяжелые условия в лагерях красноармейцев, но стараются оспорить количество военнопленных и умерших. В частности, обвиняют российских исследователей в том, что те «пытаются почти на сто процентов увеличить число взятых в плен польскими войсками красноармейцев». Также утверждается, что порядка 25 тысяч пленных бойцов РККА под влиянием агитации вступили в антибольшевистские формирования, сражавшиеся на польской стороне. Идейными борцами с большевизмом они не стали, но хотели любой ценой покинуть кошмарные лагеря.
При этом польские историки оставляют себе пространство для маневра, заявляя о том, что значительная часть архивов того времени до нас не дошла.
«В межвоенной Польше было создано специальное учреждение, занимавшееся регистрацией военнослужащих других армий, взятых в польский плен. Польше тогда пришлось воевать и с украинским государством, и с возрожденной Чехословакией, и с Литвой, и с большевистской Россией. Кроме того, в Польше находились интернированные солдаты кайзеровской армии. Польские чиновники вели учет всех военнопленных, причем эта работа велась до 1939 года, т.е. вплоть до начала Второй мировой войны. Вся эта документация находилась в фортах Варшавской крепости и погибла во время бомбежек люфтваффе в первые дни войны», – рассказывает профессор Университета им. Николая Коперника в Торуне Збигнев Карпусь.
Он настаивает, что общее количество погибших не превышало 15 тысяч человек, а большинство пленных потом вернулись на родину. Что же до нечеловеческих условий содержания, этому тоже нашлось оправдание: «На момент начала войны с советской Россией Польша была крайне бедным и слабым государством. Вокруг враги, экономика разрушена, никакой инфраструктуры. И в этой ситуации вопрос о содержании пленных отводился на второй план. Польша просто не была к этому готова».
«Кому-то в распоротый живот зашили кота…»
Советско-польская война вообще богата на мрачные эпизоды. Имеются факты жестокого обращения поляков не только с военнопленными, но и с мирными жителями. В начале 1919 года польская армия под командованием Эдварда Рыдз-Смиглы начала наступление на восток – едва образовавшись, новое-старое государство тут же приступило к территориальным захватам. Что творили поляки в захваченных ими регионах Белоруссии и Украины, иначе как кошмаром не назовешь. Свидетельствует очевидец:
«Во время оккупации убить кого-либо из местных жителей не считалось грехом. В присутствии генерала Лисовского (командующего оперативной группой в Литве – прим. ВЗГЛЯД) застрелили ребенка за то, что он якобы недобро улыбался… Один офицер десятками стрелял людей за то, что они были бедно одеты… Людей грабили, секли плетьми из колючей проволоки, прижигали каленым железом для получения ложных признаний… Однажды поспорили об заклад: кому-то в распоротый живот зашили кота и принимали ставки, кто умрет раньше – человек или кот».
Будущий министр иностранных дел Польши Юзеф Бек вспоминал:
«В деревнях мы убивали всех поголовно и всё сжигали при малейшем проявлении неискренности. Я собственноручно работал прикладом».
Современные исследователи приводят такие подробности:
«Занятие городов и населенных пунктов сопровождалось самочинными расправами военных с местными представительствами власти, а также еврейскими погромами, выдававшимися за акты искоренения большевизма. Так, после занятия Пинска по приказу коменданта польского гарнизона на месте, без суда было расстреляно около 40 евреев, пришедших для молитвы, которых приняли за собрание большевиков. Был арестован медицинский персонал госпиталя и несколько санитаров расстреляны… Захват Вильно сопровождался арестами местного населения, отправкой его в концлагеря, пытками и истязаниями в тюрьмах, расстрелами без суда, в том числе стариков, женщин, детей, еврейским погромом и массовыми грабежами. При этом поляки называли себя бастионом христианской цивилизации в борьбе против «восточного варварства».
События тех лет позволяют лучше понять корни и последующей Волынской трагедии, в наши дни ставшей причиной серьезного политического конфликта между Киевом и Варшавой.
«В оккупированных районах Украины поляки грабили население, сжигали целые деревни, расстреливали и вешали ни в чем не повинных граждан. Подвергали пыткам военнопленных. В городе Ровно было расстреляно более 3 тысяч мирных жителей. Были введены телесные наказания для украинских крестьян, не желавших обеспечивать польскую армию продовольствием, производились аресты и расстрелы государственных служащих, конфискации имущества и еврейские погромы. За отказ предоставить продовольствие были сожжены деревни Ивановцы, Куча, Собачи, Яблуновка, Новая Гребля, Мельничи, Кирилловка и многие другие. Жителей этих деревень расстреляли из пулеметов. В местечке Тетиево во время еврейского погрома было вырезано 4 тысячи человек», – пишет журналист Сергей Лозунько, специализирующийся на военно-исторической эссеистике.
На таком фоне жестокость поляков к военнопленным красноармейцам вряд ли вызовет удивление.
Кстати, поляки считают, что нынешняя российская инициатива с днем памяти погибших и заморенных отнюдь не нова – якобы нечто подобное замышлял еще Михаил Горбачев. «3 ноября 1990 года он приказал Академии наук СССР, Министерству обороны, КГБ до 1 апреля 1991 года собрать все документы и материалы о тех исторических событиях, где Польша нанесла вред советскому государству. Напомню, в тот момент Кремль признал ответственность за совершенное весной 1940 года в Катыни преступление. Но тут же решил обезопасить себя, выработав «анти-Катынь» в виде трагической истории пленных красноармейцев. В итоге сегодня мы имеем, что имеем», – утверждает профессор Карпусь.
Но даже если признать, что Москва заранее стала готовить этот «козырь», воспользоваться им она не спешила вплоть до последнего времени.
Владимир Веретенников, ВЗГЛЯД