Все, что случилось в мире за последние сутки, также события в экономике и обществе, спорте и шоу бизнесе, новинки автопрома и многое другое на страницах нашего блога!

«Моим журналистским материалам приписали убийственную силу…»

«Моим журналистским материалам приписали убийственную силу…»

«Моим журналистским материалам приписали убийственную силу…»

Запорожский журналист Павел Волков больше года провел в СИЗО. Его история показательна для понимания того, как инакомыслие на Украине приравнивается к преступлению, как человек способен сохранять достоинство и способность мыслить, сопротивляться правовому беспределу.

– Павел, вы принадлежали к тому большинству жителей Запорожья, которое зимой 2014 года выступало против майдана, против агрессивного национализма…

– На парад в честь дня Победы в 2013 году вышло столько людей, что Запорожье казалось крепостью со стопроцентным иммунитетом против крайне правых идей. Митинги местных сторонников майдана были малочисленны. У большинства же майдан ассоциировался с негативом: с неконституционными действиями и массовыми беспорядками. Но общественное бытие определяет общественное сознание…

– Как вы были зачислены в неблагонадежные после победы майдана?

– После победы майдана никто не отменил ни Конституцию Украины, ни Конвенцию о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ), которые гарантируют в частности свободу слова и свободу совести. Поэтому я публично выражал свои взгляды на происходящие в стране катастрофические процессы в экономике, в социокультурной сфере и т.д., публикуя свои материалы в различных изданиях и блогах. Естественно, мои персональные данные попали на скандальный сайт «Миротворец». Первый раз я побывал в СБУ в конце 2014 года – туда на «беседы» таскали многих участников антимайдана. Так как я не совершал никаких противоправных действий, беседой все и закончилось.

После подписания Минских соглашений пытался втолковать фанатикам войны до последнего украинца необходимость выполнения этих договоренностей. Но понимания среди них я так и не нашел. Некоторые держащие нос по ветру местные журналисты пугали меня доносом в СБУ, если я не изменю свою позицию. Я смеялся над ними, будучи убежден, что за взгляды к уголовной ответственности не привлекают. Как же я ошибался! Стоило 9 мая пройтись по Аллее Славы с портретом моего деда-фронтовика, как местные СМИ тут же впали в истерику: «на пророссийской акции замечен сепаратист» и т. д. Потом зимой 2016-го на одном праворадикальном ресурсе появилась лживая публикация о каком-то мифическом финансировании меня из России. В конце концов, «патриоты» таки решили написать донос.

«Моим журналистским материалам приписали убийственную силу…»

Павел Волков 9 мая на Аллее Славы

– Как происходили обыск и задержание?

– 26 сентября 2017 года жена уехала в Сибирь на похороны бабушки. А на следующий день в квартиру моей матери, где я в тот момент находился, ворвались сотрудники СБУ. Сначала повалили меня на пол, а только потом представились и показали постановление на обыск. Между прочим, искать доказательства суд разрешил по статьям 110, 111 и 436-1 УК Украины. Однако к собранным «доказательствам», как потом выяснилось, следователи СБУ притянули еще и ч. 1 статьи 258-3 (иное содействие террористическим организациям), несмотря на прямой запрет следственного судьи.

Итак, меня задержали в 8 утра, до начала обыска, не зачитав мои права, не дав связаться ни с адвокатом, ни с родными, что является вопиющим нарушением и Конституции Украины, и Конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ). А ст. 111 (госизмена), по которой в том числе проводился обыск, это статья особо тяжкая, предполагающая обязательное присутствие адвоката.

– Был какой-то дикий видеоотчет СБУ об этом обыске: два ноутбука, завязанные георгиевской лентой, к которой прикрепили звезду. Удивительно, что там еще стропы парашюта не обнаружились…

– В первые же минуты обыска следователи соорудили из найденной у меня компьютерной техники, а также старых гвардейских лент, хранившихся с парадов Победы (в том числе из тех, что украшали портрет моего деда-ветерана), некую художественную инсталляцию, которую они тут же запечатлели на фото и видео. По всей видимости, такие медиаматериалы были изготовлены специально для создания в информационном поле соответствующей атмосферы, в которой уже не возникнет вопросов о законности задержания журналиста…

О парашюте речь не шла, но, обыскивая квартиры матери и жены, от меня требовали выдать документ сотрудника государственных органов ДНР! Перерыв всё и не найдя несуществующего документа, изъяли компьютеры и блокноты с личными записями. Понятые, как обычно, были штатные – студенты юрфака Запорожского национального университета, которых возили из квартиры в квартиру как на работу. В протоколе цинично написали: «Задержан во время совершения преступления»! Интересно какого? Не пояснялось… Это «фирменное» клише для задержания без постановления следственного судьи. Есть решение ЕСПЧ о недопустимости подобных методов.

В тот же день меня отправили в ИВС, а на сайте СБУ появилось видео моего задержания и текст о том, что был задержан человек, якобы вернувшийся из России с деньгами на проведение в Запорожье референдума и неких антигосударственных акций.

Читать также:
Оползень в Индонезии стал причиной гибели семи человек

– Чем же еще, пока жена в отъезде, заняться журналисту, как не организацией референдума?

– Информацию, как обычно, подхватили почти все местные СМИ, не потрудившись даже написать «подозревается». Никого не волновало, что есть презумпция невиновности. Профессиональная этика и запорожская журналистика находятся в разных галактиках. Что же касается «возвращения из России с деньгами от кураторов», то это как две капли воды похоже на историю агента ФСБ Пампуха (оказавшегося котом) из дела житомирского журналиста Василия Муравицкого. В моем случае «куратором», видимо, была бабушка моей жены, заслуженный учитель математики, к которой мы ежегодно ездили в гости в Кузбасс. Как я уже говорил, она умерла незадолго до моего ареста. Информация о кураторских деньгах для референдума была вбросом, чтобы оправдать незаконный арест. Но ничего подобного нет ни в материалах следствия, ни в обвинительном акте.

– На этом фантазии следствия не закончились?

– Для того чтобы наверняка отправить меня в СИЗО, следователь безосновательно переквалифицировал инкриминируемое мне преступление на ч. 3 статьи 110 (посягательство на территориальную целостность, приведшее к гибели людей), которая предполагает пожизненное заключение. Они даже приложили к делу справку от военной администрации Донецкой области, где указано, какое количество гражданского населения погибло за время конфликта, сколько объектов инфраструктуры разрушено и т. д. Спрашивается: причем здесь я? Однако моим журналистским материалам приписали убийственную силу: из-за них якобы погибли 2000 человек в Донбассе.

Таким образом, через три дня после задержания я оказался в СИЗО, где и провел 13 месяцев своей жизни.

– Расскажите о своем пребывании в СИЗО.

– Крохотная камера, в которой ютятся 8-10 человек; если она переполнена, пользоваться нарами приходится по очереди. Где-то в окнах нет стекол, и в холодные дни приходится их завешивать одеялами. Отвратительная баланда, душ раз в неделю и т. д. Во многом качество быта зависит от того, как ты сам с сокамерниками договоришься его организовать.

– Что нового о себе вы узнали от следователей к началу судебного процесса?

– Во время досудебного следствия, которое длилось три месяца, без специального постановления суда из моих компьютеров изъяли личную переписку в электронной почте и соцсетях, а также не находившиеся в открытом доступе черновые материалы, касающиеся моей профессиональной журналистской деятельности. При этом результаты всех лингвистических экспертиз не выявили в указанных материалах никаких призывов к нарушению территориальной целостности страны. К моменту передачи дела в суд статью мне переквалифицировали на ч. 2 статьи 110 (посягательство на территориальную целостность группой лиц) и ч. 1 статьи 258-3, а это – до 15 лет лишения свободы. Но, как я уже сказал, собирать доказательства по статье 258-3 следствию было запрещено. Что касается ч. 2 статьи 110, то в обвинительном акте говорится: «Группа лиц не установлена».

– То есть обвинительный акт противоречил инкриминируемой статье?

– Более того, в нем указывалось, что нет ни свидетелей, ни потерпевших, ни ущерба.

– Как удалось выйти из-под стражи?

– К сентябрю прошлого года адвокат Светлана Новицкая добилась признания очевидно недопустимыми доказательствами 80% протоколов обвинения. На процесс обратили внимание некоторые украинские и иностранные правозащитники, СМИ, а также международные организации (МККК, ООН, ОБСЕ, МОПЧ). Швейцарская международная правозащитная организация «Сеть Солидарности» отправила письмо правительству Украины с требованием прекратить политические преследования журналиста Волкова, признала меня узником совести. Эта работа защиты и абсурдность обвинения сделали возможным мое освобождение из зала суда 25 октября 2018 г.

«Моим журналистским материалам приписали убийственную силу…»

Адвокаты Светлана Новицкая, Владимир Ляпин и их подзащитный Павел Волков

– Но процесс продолжается…

– Один из судей ушел на длительный больничный, в дело была введена новая судья. Прокурор потребовал, чтоб дело слушалось сначала. А 21 января с целью запугивания и давления на суд на заседание впервые явились представители праворадикальной группировки С-14, известной нападениями на адвокатов, блокированием судов, преследованиями людей по национальному и языковому признаку…

– Оказавшиеся на свободе политзаключенные нередко активно проливают свет на репрессивный произвол, который «не замечают» патентованные правозащитники.

– Во-первых, некоторые из них являются журналистами (Коцаба, Василец, Муравицкий) и имеют больше профессиональных возможностей говорить об этом. Хотя и такие адвокаты, как Светлана Новицкая, Валентин Рыбин, Андрей Гожый, Татьяна Монтян сделали очень много не только для выяснения истины в зале суда, но и для информирования общественности о происходящих политических преследованиях.

Во-вторых, личная драма, которую пришлось пережить каждому политзаключенному, неизбежно вовлекает его в переживание проблем других политзаключенных. Посильная помощь им становится уже делом личной ответственности.