Этническая преступность и национальный суицид

Утверждение «у преступления нет национальности и религии» – ложь.

Этническая принадлежность – это, конечно, не единственный фактор бандообразования. Были у нас и «тамбовские» (уроженцы города), и «солнцевские» с «уралмашевскими» (выходцы из районов), и Цапки (семья с друзьями дома). Но банды, созданные многонациональными «своими» на чужой (для них) территории – это не домыслы ксенофобов, а повседневная криминальная практика.

Так что «этническая преступность» существует, это очевидно для всех нормальных людей, а особенно – для жертв этой преступности, для профессиональных борцов с этой преступностью, а также для предателей в рядах борцов, крышующих этнобандитов за большие деньги.

Но бывает этническая преступность других, колоссальных масштабов. Нюрнбергский трибунал признал преступными несколько групп (сейчас бы сказали – группировок) – руководство нацистской партии, СС, СД, СА и гестапо. Нет никакого сомнения в том, что все эти преступные группировки, начиная с руководства НСДАП, можно назвать этническими преступными группировками, потому что принадлежность к немецкому этносу была для нацистского движения главным группообразующим фактором. А это значит, что жертвами этнической преступности стали в XX веке около 70 миллионов человек.

Стоит заметить, что официальная позиция руководства стран – союзников антигитлеровской коалиции проводила четкую границу между «немецкими преступными группировками» и немецким народом. Ближе к концу войны по прямому указанию Сталина советская военная пропаганда резко сократила количество упоминаний «немца» как врага – пропагандистские лозунги «Убей немца» и «Смерть немецким оккупантам» были заменены другими – «Убей фашиста» и «Смерть фашистским оккупантам». А после завершения войны бывшие союзники – каждый со своей стороны – форсировали формирование немецкой антифашистской государственности, что позволило бы в скором времени установить нормальные отношения с побеждённым, ослабленным, но не уничтоженным немецким народом.

Надо сказать, что встречная реакция немецкого народа оказалась в высшей степени адекватной. Антифашизм до сих пор остаётся одним из базовых принципов германской государственной политики, а признание в полном объёме нацистских военных преступлений – ключевой составляющей немецкого патриотизма.

Но из повседневного языка русских детей этноним «фрицы» ушёл, по-моему, не позднее 80-х. И многие евреи – узники концлагерй и потомки жертв Холокоста – до сих пор не могут заставить себя ступить на немецкую землю (несмотря на огромную работу официальной Германии и её народной дипломатии по признанию преступлений Холокоста и оказанию помощи узникам и потомкам жертв Холокоста).

Парадоксальным образом именно Гитлер – ценой 70 миллионов жертв Второй мировой войны – научил нас опасаться, как чумы, очень простой подмены понятий: этнической преступности и преступного этноса. Тому, что высшей формой этнической преступности становится либо провозглашение какого-то народа преступным по своей биологической природе, либо втягивание собственного народа в общегосударственный этнобандитизм.

Случаев, когда этническая преступная группировка приходит к власти в своей стране и обрекает сограждан на соучастие в преступлениях, история знает много. Ужас в том, что часто дело заканчивалось этносуицидом – как это случилось во втором веке до нашей эры с Карфагеном. Потому что клич Катона – «Карфаген должен быть разрушен» – относился не только к стране-конкуренту Рима, но и к инфернальной религии, практиковавшей массовые детские жертвоприношения.

Немецкий историк Себастьян Хафнер доказательно утверждает, что действия Гитлера в безнадёжном 1945 году были направлены на две реальные цели: окончательно решить еврейский вопрос и, по возможности, немецкий вопрос тоже – раз уж немецкий народ так позорно проиграл войну и оказался недостоин своего фюрера. Если бы немецкие генералы не саботировали гитлеровский план пешей «эвакуации» населения вглубь страны – чтобы наступающие армии вступили на выжженную землю – могли бы погибнуть ещё десятки миллионов немцев.

Есть и более близкие кошмары – например, так называемые религиозные террористические группировки. Несомненно, называть преступной ту или иную религию невозможно. Но если под эгидой той или иной религии действуют террористические войска и создаются преступные политические движения – это, прежде всего, удар по религии и её правоверным. «Это немыслимо, что образ мыслей, который мы считаем священным, делает всю умму источником тревоги, опасности, убийств и разрушений для всего остального мира… Разве возможно, чтобы 1,6 миллиарда мусульман хотели убить весь остальной мир ради того, чтобы они сами могли жить? Невозможно! Вам этого не понять, если вы останетесь в ловушке этого образа мыслей. Вам необходимо выйти за пределы самих себя, чтобы посмотреть на него и осмыслить его с более просвещённой точки зрения», – с такими словами обратился к радикальным исламским богословам 3 января 2015 года (в день рождения пророка Мухаммеда) президент Египта, мусульманин Абдель Фаттах ас-Сиси.

…Несомненно: то, что происходит в последнее время на Украине и в Грузии – это попытка совершить национальное самоубийство. Разве что на Украине правящая этническая преступная группировка опирается на вымышленный, искусственный этнос, эту жовто-блакитную фанерную ширму, за которой русских, малороссов и евреев силой заталкивают под знамёна неонацистов-бандеровцев. А вот грузинский народ – можно даже сказать, грузинская нация – это вовсе не убогий и нелепый новодел, а тысячелетняя реальность.

А когда речь идёт о такой – реальной – национальной сущности, а особенно когда о ней думают и говорят близкие соседи, совсем недавно – сограждане, – то её имидж невозможно нарисовать или подрисовать с экранов телевизоров или «с просторов интернетов». Там всё переплелось – как корни у близко растущих деревьев, как жизни у близко живущих стариков-родственников: любовь и восхищение с колкостями и насмешками, общее с различным, привычное с отчуждённым. Разорвать эти связи невозможно. А вот отравить их, поразить метастазами какой-нибудь злокачественной габунии – возможно.

Ещё вчера русские с грузинами могли пить или драться, дружить или ругаться, обзываться и дразниться (у каждого есть свои смешные штампы про другого). Но никому бы, кроме самых отмороженных, в России не пришло бы в голову ассоциировать образ Грузии и грузин с чем-то смрадным, постыдным, презренным и габунистым. Да и нет никаких оснований для таких ассоциаций. И невозможно, чтобы наша общая тысячелетняя история православного братства во Христе пресеклась бы на такой пакостной, визгливой ноте.

И принцип «коллективной вины» – не наш принцип, более того, это преступный принцип. А вот принцип коллективной ответственности – вот его никто не отменял и не отменит. И если тот или иной народ претендует на национальное единство – то он не имеет права и возможности отказаться от ответственности за своих. А самым лучшим, да что там – единственным способом принятия ответственности на себя является самоочищение от собственных мерзавцев и преступников.

А пока мы живём в цивилизованном мире, а не по понятиям. Проект Единой национальной габунии явно разрабатывали блатные – кстати, грузинских воров в законе с давних времён в России-матушке полно. Они исходили из своих понятий – как зашкварить, чтобы пацанам было впадлу. А с нашей, цивилизованной, точки зрения, все эти вот зашквары и прочая блатная габуния – это позорное суеверие. И даже всё это вместе взятое самоосквернение Грузии – начиная с крепкого стула грузинского спикера и заканчивая жидким микрофоном Габунии – не носит необратимого характера. Ещё можно отмыться. Пока ещё можно.