Двойственность Русской мечты: как сблизить народ и государство
Уже давно замечено, что элиты вспоминают о народе только во времена кризиса, чувствуя, каким-то особым чутьём, приближение очередной развязки того или иного политического цикла. Пока всё хорошо, отчуждение нарастает, максимальное же сближение происходит в момент жёсткого внешнего вызова, как правило, войны, когда под вопрос ставится и существование масс, и существование элит, которые в этот самый момент буквально сливаются воедино.
Такова суть русской цивилизации — соединять в себе два столь разных в своей сути, но единых в своей объединительной сути логоса: логос государства и логос народа. В их сочетании, симбиозе, а порой и противостоянии — вся наша двойственная суть. Они могут не понимать друг друга, могут включаться в борьбу и даже временами испытывать взаимную ненависть, но, как показала история, не могут существовать друг без друга.
Вот и сейчас что-то назревает. Последний шестилетний срок президента Владимира Путина, хоть и не так давно начался, неумолимо подходит к концу. Кризис нарастает, как и внешнее давление, во многом к нему приведшее. Растёт и внутренняя напряжённость, порождаемая вновь усиливающимся отчуждением власти от народа. И хотя в кремлёвских коридорах всё пока спокойно, а народ всё ещё у телевизоров, а не на площадях, самые чуткие и в элитах, и в народной среде, уже пытаются заглянуть немного вперёд: а что же там, за пределами последнего путинского срока, который, как всё материальное и мирское, рано или поздно, непременно закончится?
И вот из разных сред, но практически в одно и то же время, появляются два программных текста, две попытки нащупать константы русской цивилизации, точки опоры, на которых держится вся конструкция русского государства. Первый текст «Путин — русский мечтатель» опубликовал писатель Александр Проханов, певец русской Империи, вышедший из политического лагеря советских патриотов, до конца стоявших за свою Родину, несмотря на тотальное предательство, поражение и осмеяние. Второй, скорее его антипод, российский политик Владислав Сурков со своим текстом «Долгое государство Путина», чьё политическое становление происходило как раз на крушении Советской империи и во многом за счёт него.
Две такие разные фигуры: Проханов, все постсоветские годы стоявший на патриотических позициях со своей газетой «Завтра», которая стала «точкой сборки» для патриотов самых разных мастей: от ультракрайних леваков до ортодоксальных монархистов, — и Сурков, принявший непосредственное участие в становлении постсоветской, либеральной, олигархической России «из самого сердца», из кремлёвского «центра управления крушением».
Но вот что поразительно: и тот и другой, пройдя совершенно разными путями, как мировоззренческими, так и политическими, пришли к тревожному выводу о необходимости сближения этих двух логосов русской цивилизации — государства и народа — в преддверии уже ощущаемых, но пока ещё не проявленных грядущих катаклизмов. Ведь когда исчезнет консенсусная фигура Путина, где сойдутся силовые линии Российского государства и русского народа, и сойдутся ли вообще? Несмотря на политические катаклизмы и идеологическое безвременье, сквозь распад и хаос, мы все ощущаем попытку нащупать константы русской государственности, русской цивилизации, чтобы, как в спиритическом сеансе, увидеть, что нас ждёт там, после Путина.
Государство и народ. Точки соприкосновения
Всякий раз два логоса русской цивилизации — народ и государство — накладываются друг на друга по-разному. Имея принципиально качественное различие, они смыкаются то в фигуре царя, принятого и элитами, и массами в качестве консенсусной фигуры, то в свете внешних вызовов, когда не до распрей, то принудительно, когда элиты особо жестоки и с народом не церемонятся. Но что бы их ни объединяло, эти две субстанции имеют качественное различие.
Русские элиты (знать, дворянство, клир, князья, бояре) — жёсткий вертикальный аполлонический логос, как определяет их философ Александр Дугин. Это строгая иерархия и дисциплина, внутреннее напряжение и борьба за влияние, собранность и устремлённость, постоянная обеспокоенность — за власть, влияние, самосохранение. Элита, наполняющая собой государство как институт сохранения целостности, устремлённости, безопасности и суверенитета, видит только себя. Народ для неё — нечто неважное, вторичное, объектное. Бывает, в элиты набиваются кто попало: купцы, временщики-самозванцы, трусы. Но и их государство ставит в жёсткие рамки, собирает, дисциплинирует, придавая им подобие элит, какими этот случайный «сброд» и должен быть.
Иное дело — народ. У него иная трактовка всего. Не столь жёсткая, скорее ироничная. Народ себе на уме, но ни на чём не настаивает. Он покорен и управляем, но никто не знает, когда лопнет струна его долготерпения, после чего элита опрокидывается, и всё начинает складываться сначала. Это, по определению того же Дугина, логос Диониса, наследование цивилизации Великой матери. По большому счёту народу нет дела до элит. Но только до тех пор, пока усилия элит по переустройству народа не переходят грань его терпения либо же пока внешняя угроза не сплотит народ и элиты.
И всё же народ — это не всё множество жителей нашей страны. Чтобы понять, что такое народ, необходимо отбросить всё наносное, что к народу не относится, несмотря на попытки бытового сознания свалить в это понятие всё более-менее подходящее по смыслу. Народ есть единый, живой организм. Живой — значит не сумма механических частиц, а именно целое, органическая общность. То есть народ — это не массы (множество разрозненных индивидуумов, ничем не сплочённых, случайных друг другу людей).
Народ — это не граждане, которые такие же массы, объединённые лишь формальным гражданством одного государства. Народ — это не нация — не буржуазная общность таких же атомарных индивидуумов, но объединённая политически, движущаяся к общей политической цели, но каждый при этом сам по себе. И уж тем более народ — это не гражданское общество человеческого плавильного котла на пути к расчеловечиванию. Народ, таким образом, ощущает себя единым целым, органической общностью, спаенной общей культурой, языком, и общей историей. Долгое время понятие «народ» было тождественно понятиям «крестьяне» и «христиане». Сейчас, после десятилетий социальных модернистских экспериментов, народ сильно размыт. Но и сейчас его сущность хранится лишь в традиционной и аграрной среде. Разорванные, урбанистические городские массы вне Традиции — это уже не народ, что бы они сами о себе не думали или не говорили.
Народ — это коллективная, а не атомарная, органическая, а не искусственная, общность! Вот к этому народу, который сохраняет свою органическую цельность и на руинах только что рухнувшего государства тут же, как ни в чём не бывало, возводит новое, и обращаются сегодня мыслители и философы. Именно таков русский народ, и именно его цельность и способность к возрождению, порой из пепла, замечают и Проханов, и Сурков — его способность переживать любые катаклизмы и вновь воссоздавать империи, как правило, превосходящие в своих масштабах предыдущие.
Два подхода к народу
Проханов связывает единство существования народа с русской мечтой, которая является для него источником жизни и общего делания. «Мечта — это таинственная огненная сила, живущая в народе и толкающая его вперёд по всему историческому пути, переносящая народ через «чёрные дыры» его истории, через страшные поражения, оккупации и попрания. Благодаря мечте народ вновь возносится к историческому творчеству, движется к своему лучезарному будущему».
Сурков наделяет народ своими качествами. Народ, и та энергия, которая от него исходит (Сурков определяет её как «народность») — это и есть та константа, некая нить, на которую и нанизывается вся русская история в разных её формах.
Эта энергия, исходящая от народа, «предшествует государственности, предопределяет её форму, ограничивает фантазии теоретиков, принуждает практиков к определённым поступкам. Она мощный аттрактор, к которому неизбежно приводят все без исключения политические траектории. Начать в России можно с чего угодно: с консерватизма, с социализма, с либерализма, — но заканчивать придётся приблизительно одним и тем же. То есть тем, что, собственно, и есть». И в этих своих определениях оба они правы; и тот и другой точно нащупывают суть этого тысячелетнего единства.
Обнаруживая народ, который Суркову кажется чем-то глубинным (ибо он смотрит на него с поверхности политического класса, едва открыв для себя, с позиции государства), а для Проханова — чем-то давно ожидаемым, но наконец-то схваченным в определениях, и тот и другой обращаются к нему совершенно по-разному. Сурков, как и положено представителю государства, видит народ отстранённо, как бы сверху, слегка брезгливо, но понимая всю возможную опасность, с тревогой.
Для него народ — что-то глубинное, потаённое, не «до донца» понятное. Поэтому его размышления обращены, скорее, к элитам. Сурков, с одной стороны, пытается успокоить их: «Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно — уникальное и главное достоинство государства Путина». С другой стороны, призывает не терять бдительность, указывая на то, что народ не так прост и безопасен: «Своей гигантской супермассой глубокий народ создаёт непреодолимую силу культурной гравитации, которая соединяет нацию и притягивает (придавливает) к земле (к родной земле) элиту, время от времени пытающуюся космополитически воспарить». Мол, не забывайтесь, друзья. И в этом посыле от элит есть для народа как положительные, так и отрицательные моменты. Положительные: элита обнаружила народ, она его видит и побаивается. Отрицательные: она и дальше готова не считаться с ним, представляя нынешнее статус-кво, которое народ явно не устраивает как нечто несменяемое, долгое.
Совсем иное дело Проханов: он озвучивает обратный посыл, обращение от народа к элитам. И если Сурков пытается описать народ глазами элит, то Проханов, напротив, описывает идеальный образ элит таким, каким их хотел бы видеть народ. И вот тут и открывается самое главное: Проханов, говоря от народа, описывает нынешние элиты не такими, какие они есть, а такими, какими они и должны быть — героическими, устремлёнными, вертикальными идеалистами, во главе которых справедливый русский царь (каким он должен быть) — устремлённый к Богу и движимый мечтой.
Путин как данность, сверх-Путин — как задание
В своей статье Проханов описывает Путина, но не того Путина, каким его видит его вороватое окружение, коррупционеры, чиновники и олигархи, а таким, каким его видит народ-мечтатель. Но именно его, народа, мечты и являются тем самым источником давления на элиты, из-за которого они должны с народом считаться: «Государство данный факт не игнорирует, учитывает и из него исходит в начинаниях». Государство у Проханова — это лидер: «Государство Российское невозможно без лидера, государственная идея олицетворена в лидере: в князе, в царе, в вожде. Лидер объединяет стремления множества самых разных людей <…>. Лидер олицетворяет государство, а государство объединяет народ, даёт ему возможность двигаться по путям исторического творчества».
Но этот лидер должен быть не абы какой. Идеалист, молитвенник, спаситель, прагматик, но не забывающий о народе. Всеми этими чертами Проханов наделяет Путина, превращая его в ожидаемого все эти годы сверх-Путина. И это никакое не статус-кво, мгновение которого хочет остановить в веках Сурков. Это такой рывок, черты которого мы пытаемся уловить, но который пока ещё не свершился, и о котором пока остаётся только мечтать; но в нём и заключается смысл фазового перехода от России падающей (через кризис) к России воспаряющей. Такой ожидаемый сверх-Путин — это тот, кто: «устранил олигархов» (хотя, на самом деле, не до конца и не всех); «укротил и беснующиеся СМИ» — но тоже почему-то не все; «Путин — помазанник «Крымской весны»», но без возвращения Новороссии «Крымская весна» так и не стала «Русским летом». «Путину удалось усмирить «болотный бунт» без пролития крови», но болотные настроения так и бродят по коридорам власти. «Судостроительный завод в Комсомольске, спасённый Путиным, строит фрегаты и корветы», но сотни заводов по стране так и не удалось спасти.
Такое ощущение, что стать сверх-Путиным, описанным Прохановым, таким, каким его видит народ, Путину не даёт балласт не соответствующих его мечте элит. Каких-то случайных людей, доставшихся ему из предыдущей эпохи, от которых он то ли по своему сердоболию, то ли по недосмотру никак не может отделаться. Будто бы в России происходят два параллельных процесса: один от элит, тянущий Путина на дно коррупции, либеральных извращений в экономике, социальной стагнации, отрыва от народа — о тяжких последствиях чего предупреждает Сурков; другой — от народа с его мечтой о преображённой России, в подробностях и скрупулёзно изложенный Прохановым.
Два логоса — логос государства и логос народа — и здесь продолжают свою неотменимую борьбу за русское будущее. Два голоса, Суркова и Проханова, предупреждают нас о последствиях, один — обращённый к элитам, другой — к народу. Два изложенных сценария, два образа Путина, которые всё ещё никак не могут сойтись воедино… Проханов «пишет» «Путина от народа»: «Путин — русский мечтатель. Как ты. Как я. Россия по-прежнему остаётся страной мечтателей и героев». Сурков — от элит: «Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно — уникальное и главное достоинство государства Путина». Но в этом поиске — наше будущее.
Можно по-разному относиться к авторам, выискивать их недостатки, подчёркивать качества, вызывающие уважение, для каждого свои, нас же интересуют здесь только высказанные ими идеи. Не важно, как и через что человек к ним пришёл, искренне или с оговорками он их озвучивает, и что он думал на этот счёт прежде. Каждый человек мыслит и мысля — добирается до истины, меняя свои взгляды. Каждый ошибается, но потом, особенно русский, раскаивается и переосмысляет свои заблуждения и ошибки. Но, будучи русским человеком, каждый, рано или поздно, приходит к пониманию сути русского народа и его миссии в Вечности.
В этом суть русского человека — в его мессианстве и эсхатологии, в его представлениях о рае на земле, как его представляли русские большевики, и о конце времён, который ждали во все времена. В его представлениях о царстве Святого Духа, который начинает пронизывать материю.
В русском сознании, что поэтически описывает Проханов, всё обычное становится необычным, а далёкое и божественное нисходит на землю, как это произошло в сознании открывшего для себя народ Суркова. Они уже проделали этот путь осмысления, как бы приглашая последовать за ними из любого состояния смыслового или духовного поиска, в каком бы вы сейчас ни находились. Ибо, проделав этот путь, вы рано или поздно окажетесь в той же конечной точке — «точке схождения» русского народа и русского государства. Пусть даже драматически, перед возможностью большого вызова — катастрофы или войны. Но, пережив всё это благодаря русской мечте, перенеся и народ, и элиту — обновлёнными, преображёнными — через пропасть новых невзгод, мы и все, кто с нами, сохраним свою Россию в Вечности.