Андрей Бабицкий: я убил себя во время Крымской весны
После возвращения Крыма в Россию, я не выдержал и опубликовал текст о том, что я поддерживаю решение Владимира Путина взять под защиту население полуострова. «Радио Свобода» оказалось несвободным. Мой текст стоил мне работы.
Крымская весна сломала судьбу теперь уже чужого мне человека, которого звали так же, как и меня, который выглядел, как я. Он родился в одно время со мной, у него были мои документы и до определенного момента мы представляли собой единое целое. Весной 2014 года его не стало, появился новый человек, выброшенный в незнакомую ему реальность, куда он попал по собственной воле, но при полном отсутствии умения в ней ориентироваться.
Чтобы было понятно, что я имею в виду, несколько слов о событийной канве. Будучи главным редактором одного из подразделений «Радио Свобода», я не имел по роду деятельности никакого отношения к Украине. Мое вещание (там это именуется broadcasting) отслеживало новости из Грузии, Абхазии и Южной Осетии. Однако события на Майдане захватили меня полностью, вызывая крайне болезненные ощущения.
Я всегда относил крайний национализм к числу преступных и кровожадных заблуждений, не соединяя его при этом с патриотизмом, который считаю высоким и в высшей степени благородным человеческим чувством. А украинский национализм, отягощенный массовыми убийствами, самыми немыслимыми зверствами и лакейским сотрудничеством с нацистами, мне казался чем-то вроде квинтэссенции садизма. Для меня он был синонимом нравственной слепоты и умаления человеческого предназначения до уже почти животных форм, не знающих ни Бога, ни Дьявола.
Моя еврейская мама родом из небольшого местечка под Киевом, где жили большими родами, в которых родственники насчитывали друг друга десятками. В Бабьем Яру легло 28 человек, носивших фамилию Бабицкий. Спаслись только мама и ее мама, поскольку вторая отправила первую в эвакуацию в Среднюю Азию, а потом, поняв в последний момент, что надвигается нечто неостановимое и смертоносное, уехала и сама. А все гнездо было предано мученической смерти.
Я ощущаю себя русским человеком, полностью принадлежащим русскому языку, русской культуре. Мама, попавшая в чужие края в 15 лет, была вполне советским человеком. Писала сценарии, не верила в Бога, читала детективы. Единственное, что у нее осталось после жизни на Украине – это хорошее знание украинского языка. Но родовая память твердит мне, что убийство людей вообще, и связанных с тобой кровными узами в отдельности – это то, что прощать нельзя.
Обещал пару слов, а расписал как-то слишком детально… Ладно, дальше прогоню на ускоренной перемотке. В огне, который охватил украинских омоновцев, на Майдане, мне казалось отсвечивали языки пламени печей Освенцима. Я сразу и без каких-либо сомнений записал украинских националистов, поджигавших живых людей в центре Киева, по нацистскому ведомству. Крымская весна, а потом и Донбасс дали надежду на то, что русское государство и русские люди способны дать отпор этому звериному, подпольному человеку, который уже оправился после Нюрнберга и вновь заявил о своем праве на существование.
В какой-то момент я написал колонку из двух слов «Могу молчать» и вывесил на своем сайте. Наверно, это самая короткая статья в истории «Радио Свобода». Но оказалось, что молчать я не могу. После возвращения Крыма в Россию, я не выдержал и опубликовал текст о том, что я поддерживаю решение Владимира Путина взять под защиту население Крыма. Если исходить из тех ценностей, которые декларирует американское радио в своем уставе, то это очень верная позиция.
Люди имеют право выбирать свое будущее, а территориальная целостность – это интересы государства, которые в тот момент, когда они входят в противоречие с интересами личности, подлежат отмене. Это прямо вытекает из Декларации прав человека. Мой начальник, грузин, человек очень сочувствующий и понимающий, был полностью согласен с моей аргументацией, но потерять высокооплачиваемую работу, дом в Праге, образование для детей, он считал для себя не вправе. Впрочем, этими узами связано большинство сотрудников корпорации.
Мой текст стоил мне работы и заработка, равного которого у меня, наверно, уже никогда не будет. Но зато появился абсолютно новый человек, способный радоваться жизни, писать без малейших ограничений, любить Россию так широко, как ему вздумается, жить в Донецке, слышать любимую русскую речь вокруг, снова вживаться в настоящую, умную, а иногда и не очень, но бесконечно родную русскую стихию.
Я чувствую себя оказавшимся внутри замысла Бога о русском человеке. Тогда мне было страшно. В 50 лет оказаться без малейшего понимания перспектив, с переходом из мира понятного до мелочей в пространство только предполагаемых величин – это серьезное испытание. Но если бы я знал, какую блистательную судьбу себе приготовил, то, знаете, написал бы с десяток статей во славу Владимира Путина.